Жак - командир моей второй роты.
Я его недолюбливал - были на то свои причины. Но сейчас я готов поставить ему памятник при жизни за наших ребят, которых он спас под Иловайском.
Не просто спас, а рыскал днями и ночами по полям и лесам, по городкам и селам, собирал наших братьев в тылу у врага, сорвав отличительные знаки батальона "Донбасс" с боевого Урала и наспех нарисовав краской большие кресты...
Многих деталей этой необъявленой войны мы так и не узнаем. Какие-то узнаем, но гораздо позже, о каких-то я, надеюсь, напишу в своей книге, но об этом могу сказать уже сейчас. Сейчас уже можно...
Это и был тот конвой Красного креста, который все мы так ждали. Его ждали день, потом второй...но его все не было. И тогда Жак стал этим самым конвоем. Оставил оружие, гранаты, патроны и уехал туда, откуда мы раньше не возвращались... Но он вернулся. И не один. Потом еще раз. Еще и еще...всеми правдами и неправдами прорываясь через вражеские блокпосты, окольными дорогами, через сотни километров краями и огородами вместо двадцати по прямой, подбирая наших, с кем еще была связь, забирая под всевозможными предлогами парней из плена, силой убеждения раненых из больниц...
Да, это ему звонил командующий, чтобы спросить - как там вообще обстановка? Потому что в том аду, в те жаркие дни конца августа, вообще никто не понимал, что происходит на самом деле - это был сущий ад на земле... Жак был одним из немногих, кто знал. Он был там, с той стороны. Он видел все...и докладывал генералам, которые почему-то вообще ничего не знали...
И каждый раз возвращаясь на базу, оставляя наших, тех, кого удалось найти и спасти, он и еще несколько таких же отчаянных ребят, после короткого отдыха уезжал. Они уезжали в неизвестность...но возвращались снова. И снова назад - туда, где могут быть наши. Я даже не знаю точно, сколько он вообще там провел времени. И никто не знает точно, скольких он вывез - и наших братьев, и парней из Нац.гвардии, и ВСУшников, и из других добровольческих батальонов...и это все жизни-жизни-жизни... И они все сейчас живы - они живут...
Храни тебя господь, Жак!
