Ксения Костюченко – человек мирной профессии, учительница химии. В 2014 году она вынуждена была покинуть оккупированную Горловку как проукраински настроенный человек. Ее новым домом стал Харьков, где строилась новая жизнь. Но 24 февраля 2-22 года на Харьков упали бомбы захватчика – России. С тех пор она снова стала беженцем.
Мой дед никогда не рассказывал о войне. А мы, конечно, требовали. И однажды получилось.
– Хорошо, – сказал он, – расскажу одну историю.
Мы уселись и приготовились услышать что-нибудь такое, о чем даже фильмы не снимали. О героизме самого высокого уровня с подробностями.
– Однажды мы с друзьями между вылетами пошли в соседнее село. Вблизи нашего маленького аэродрома. Нас было четверо. Нет, уже трое, четвертый погиб. Славка... Да, его уже не было.
Пауза. Мы терпеливо ждали. Мы же знали, что многие погибли в войне. "Может нужно спросить о Славке?" – подумала я. "Может, дедушка ждет, что мы спросим?"
Стараюсь быть вежливой:
– А как он умер, дед?
– Ну как, самолет подбили.
И снова пауза.
Мы с братом сидели вдвоем в кресле, возились, путались ногами, никак не могли усесться спокойно, но как только дедушка поднял на нас глаза и открыл рот, вытянулись, как зайцы, и замерли в ожидании.
- Ну хорошо. Так вот. Пришли мы в деревню. А есть хотелось, просто ужас. Купить нечего, и негде. Зашли во двор, стучимся в дом. Из-под двери выглядывает девушка, лет 15, испуганная. Глаза большие, коса длинная, самая худая как трость.
Попросили попить.
Хлеба просить было стыдно, никто из нас не отважился. Да есть ли, тот хлеб. На улице весна, война к тому же. Каждая горстка муки может быть последней.
Спросили, конечно, есть ли что-нибудь на продажу. Яйца там, молоко. Нет, говорит. И головой мотает. Пить вынесла.
Эх, как хороша вода оказалась! Холодная, сладкая, густая. Пьем и хвалим, что водичка как мед, хороший, говорим, у вас колодец.
А девушка вдруг рот руками закрывает, клип-клип глазами и шепчет: "Колодец!" И бегом куда-то... Через минуту тянет огромного баняка и зовет нас: ребята, простите, забыла! Забыла, что у меня борщ в колодце остывает! Садитесь! Испугалась, и все забыла, а ведь вы голодны. И хлеб есть у нас. И чеснок молодой! Сейчас принесу.
И Боже мой, какой это был борщ... Это был самый вкусный борщ за всю войну. И после войны я такого борща не ел.
"Мда-а..." - подумали мы с братом. Подождали еще. Может, после борща дедушка триста немцев убил? Но дедушка уже мечтательно молчал, а потом пошел на балкон с сигаретой.
Это была не единственная военная история, которую он пронёс через годы. Ни разу не рассказывал о своих медалях и орденах, только постоянно вспоминал что-то о людях: как малые ребята принесли им сваренного зайца, как какая-то бабушка напекла пирожков, а они не успели их поесть и потом неделю представляли, какие они, наверное, были вкусные... Как их звали помыться. Как ломали цветущий абрикос, а какая-то тетя обозвала их фашистами, и за это до сих пор стыдно.
Сейчас я очень его понимаю.
Знаете, что я буду помнить?
Мы ехали 70 человек в автобусе и сломались в Кременчуге. Темно, холодно, комендантский час.
Написали в местный чат, что нужен автомеханик, и к нам приехали… человек 30 на своих машинах. Привезли ящик яблок, механика с запчастями, а потом когда оказалось, что этот ремонт надолго, разобрали всех мам с детьми по своим домам. Погреться, помыться, поесть.
Буду вспоминать рис и сосиски, потому что наскоро, маленькие вкусные помидорчики, теплую воду. Как Юрка заснул на руках после мытья и истерики, и я наконец-то смогла его уложить в постель, а не держать, когда рук уже не чувствуешь.
Вспомню и диалог между братьями:
- Вот зачем ты суетишься? Пусть ими городские власти занимаются! Что ты лезешь?
- Ты дурной, брат? Ты их видел? Они перепуганы все. Там детей 40 штук! Какая власть? Вся городская власть спит, час ночи. Ну давай, позвони им на горячую линию, ага. Подожди, когда у них рабочий день начнется… А я пока дяде Коле позвоню. Дядя Коля? Не спишь? Хорошо. Здесь из Харькова автобус на 70 человек сломался, не починим до утра. Может, к тебе их привезти переночевать, как у тебя, будут места? Спасибо, дядя Коля, сейчас везем! Алё, кум, привет, на смене? Сопровождение нужно, потому что будем ехать две ходки на 9 машин, везти людей на госпиталь, Организуешь? А где они будут стоять? Ладно, найду. Алё, Денчик, к дяде Коле везем, звони ребятам. Сколько машин будет? Девять? Ладно, за две ходки довезем...
Буду вспоминать пожилую женщину, которая стояла у нашего автобуса с пакетом из АТБ, и пока мы садились, всем раздавала то, что купила. Сладкий рулетик, печенье, туалетная бумага… Кто-то отказывался, потому что было неловко, у кого-то было с собой достаточно, а я взяла. Женщина была счастлива от этого, Илюха, старший, потом съел и тоже был счастлив.
Вспомню отца своей ученицы, который вывозил семью из Харькова и увидел ребят из теробороны в кроссовках на морозе. А у него семейный бизнес, и есть склад с берцами. Как он сразу позвонил своему водителю и приказал весь состав увезти туда, где обувь распределят куда нужно для армии. 900 пар. И если нужна машина тоже отдать.
Вспомню, как всем базаром в Черновцах искали мне гречишные хлопья, потому что ребенок другой каши не ест:
- Люда, у тебя есть? Нет? А спроси у Светы! Может, у Лены есть? Так, стойте здесь, я сейчас быстренько всех оббегу. На тебе, ребенок, конфетку, стой с мамой, береги мой лоток.
Как в ресурсном центре, где мы с малышом проходили комплексную оценку, директор сказала, что вчера к ним приходила девочка с мамой из Мариуполя.
И заплакала.
Как мы обнимали друг друга и тихонько шмыгали. А Юрка обнял нас обоих, и сказал: не плачьте! И это немного успокоило.
А потом в кабинет зашла Наташа, волонтер из университета, и сказала, что ближайший план - ехать отстраивать Харьков. Говорит, студенты дают. Даже рукавицы купили, потому что после войны будет дефицит.
Ксения Костюченко, Горловка-Харьков-Черновцы
