Дело Елены Зайцевой: допрошены потерпевшие и родственники погибших

«МедиаПорт» публикует главные тезисы из допросов потерпевших. 

Оксана Евтеева (Берченко)

«Прокурор сказал, что мать Зайцевой перечисляла на счета, которые были доступны в интернете, счета благотворительной помощи, по 50 тысяч, но это не помощь, а я не знаю, что это было. Это делала не Зайцева, а её мать, как стало известно позже. Мы даже сначала не поняли, что это за средства [...]. Мы пытались их вернуть, родители неоднократно обращались в банк, нам не предоставляли их реквизиты, было проблемно вернуть эти деньги. Это не помощь, я не знаю что это было. 

Если бы хотели помочь, то нужно было бы обращаться в самом начале, когда ещё была жива моя сестра. И когда мне тоже нужна была помощь. [...].

Я пролежала полтора месяца на кровати, могла жить только с помощью других людей. Я до сих пор не знаю, когда я смогу вернуться к полноценной жизни, вообще думать о том, что я могу пойти на работу, вообще нормально ходить даже».

Игорь Берченко, отец пострадавшей Оксаны Евтеевой и погибшей Дианы Берченко

«Каждый стоял и стоять будет за своих детей. Но можно было приехать кому-нибудь и сказать просто: «Ты знаешь, никто деньги тебе не будет перечислять, сюда едут врачи». Нам была оказана полная медицинская помощь, операцию делали профессионалы. Но есть профессионалы, а есть лучшие профессионалы. Нам не деньги надо было...».

Светлана Виниченко, мать погибшего Александра Евтеева

«Кожного дня ввечері ми з ним спілкувались по телефону, розмовляли, як день пройшов... Того вечора він мені не телефонував, і я це списала на те, що ми тільки дві-три години тому розмовляли. І вирішила, що коли вже буде все готове, тоді він зателефонує. Зателефонував Ігор Анатолійович. Тато Оксани. Ні можливості, ні сил не було копатися в інтернеті і вишукувати якусь інформацію. Довірилася його словам, що він в реанімації. Моя задача була — швидше примчатись до дитини. До єдиної, коханої... 

Спішила я зря. 

Все одно вже нічим допомогти не могла. 

Хоча завжди він казав: у мене така надійна підтримка в твоїх очах. У нас були ті стосунки, які не можна назвати «батьки і діти», які можна назвати «найкращі друзі». Колеги, друзі по роботі завжди мене запитували: поділись рецептом свого виховання. Такої дитини, як він, в наш час виховати неможливо. На свої 27 років він був занадто мудрий. Ми вже прийшли до того спілкування, коли я вже до нього зверталась за порадою... Останнім часом у мене були серйозні проблеми із здоров'ям, і саме він рекомендував мені звільнітися з роботи основної, я перейшла на неповний робочий день. У нього була можливість підтримувати мене не тільки морально, але й фінансово. 

Із своїм ніжним почуттям, який він міг виражати, він завжди говорив: бережи своє здоров'я для своїх онуків. Ти нам ще будеш потрібна... Утім, не прийшло. 

Остання надія розрушилась, коли все ж таки я набралася сил зайти в інтернет. Останнє, що я прочитала — поліція чи прокуратура, не пам'ятаю точно, виклала список загиблих. Далі читати вже не могла. Далі був крик на весь поїзд. Більше нічого не помню... Пам'ятаю тільки, як винесли тіло дитини з моргу. 

Є така фраза, що «Ворогу не побажаєш». Дурак це сказав. Побажаєш. 

Я була на засіданні, коли, так би мовити було чистосердечне признання Зайцевої. Це так пишуть. Я стояла ось тут, а вона сиділа напроти. Усе засідання, дві години чи три, я дивилась... на її красиві реснички, і у неї не було іншого виходу, як все засідання дивитись на мене. Тобто ми були один напроти одного. І ось прийшов час чистосердечного каяття. Встає Зайцева, повертається майже боком до мене, до тої єдиної потерпілої, яка тут стояла, перед якої і була можливість вибачитися. Дивиться на свого адвоката, як собаченя, і читає текст, як «Отче наш». Ще вона сказала, що вона тепер молиться за загиблих. Дякуючи їм, тим, хто винен в цьому ДТП, я кожного ранку і вечора молилась за дитину. А вчора зайшла в церкву — ні просити, ні дякувати нема за що. 

Багато хто запитує, в чому сенс життя? Не знаю, в чому сенс життя. Справедливий суд? Ну я розумію, але коли чую, йде мова про 10 років, а там ще пом'якшуючі, я чогось не розумію. Чи в цій країні, чи в цьому світі, як на 10 років ще можно писати щось пом'якшуюче? Оце чистосердечне? Чи оті 50 (тисяч гривень, переведених родиною Зайцевих — ред.)? Що може бути пом'якшуючим, якщо навіть за кожного загиблого вони по року не відсидять, не кажучи вже про нас, хто просто залишився без нічого, без моралі, без духу, без коштів, взагалі. Я не знаю, заради чого ми живемо. Мабуть, єдине що це — самосуд...

Все, що можна, вже все забране. Життя, кохання, підтримка. 

Сьогодні сиджу в коридорі, а там хтось каже, яка погода, дивлюсь і не бачу. Бо погода була, коли відкривались двері, а приїжджав він (син) два рази на місяць. У нас дуже теплі стосунки. Ми настільки скучали один за одним, незважаючи на вік, ми не могли один без одного. Відкривалися двері і він кричав: «Привет, любимые родители! Приехал ваш любимый ребёнок». Сашунька, синуля, більше ніяк не називали. 

Приїхало дуже багато друзів його, з університету, з роботи, і я розумію, що я їх всіх знаю. Більшість не в обличчя, а коли вони представляються, я знаю кожного по імені. Знаю, хто він, де з ним Саша стикався. Чи по роботі, чи по навчанню, чи на відпочинку...

Народивши в 20 його, я просто свого життя не пам'ятаю без нього. Ну була якась школа. Далі був тільки він.

[...] Я пам'ятаю, коли мій Олександр, який з Оксаною зустрічався не рік, і не два, багато років, і вони вже жили разом, і коли наречена вийшла у весільному платті, вони стояли поряд, я бачила сльози у своєї дитини на очах, сльози щастя і любові, так кохає не кожен».

Николай Пономаренко, отец погибшей Натальи Умаевой (приезжает из Мариуполя)

«18 октября 2017 года погибла наша единственнная дочь Умаева Наталья Николаевна. Как это произошло? Дочь возвращалась домой, стояла на тротуаре, ждала, когда загорится зелёный свет, чтобы перейти улицу. Внучка рассказывает, что в момент аварии она разговаривала с мамой, нашей дочерью, по мобильному телефону. И мама сказала, что едет уже домой, и вдруг голос мамы исчез в телефоне, стали слышны какие-то крики, мужской голос в трубку сказал: «Здесь страшная авария, много трупов...». Что ей было думать? 14-летний ребёнок взял паспорт матери и поехал вечером на Сумскую, искать маму. На месте аварии она увидела мамину сумку. А рядом было накрыто тело в луже крови. Но она не подумала, что это мама, так как одежды не было видно. Спросила у полицейских, куда повезли пострадавших. Они посоветовали позвонить «103».

Девочка надеялась, что мама жива и её увезли в больницу. Оператор скорой помощи сказал, что пострадавших отвезли в четвёртую городскую [больницу], девочка не знала, как туда ехать, добираться. Тогда молодой человек ожидал, пока его девушке окажут помощь, и обещал помочь. Он заказал и оплатил такси девочке. В больнице она спросила, не поступала ли к ним такая-то. Описала внешний вид, в чём была одета мать. Сказали, что нет. Но посоветовали в областную клиническую больницу. Ещё туда привозили пострадавших. Так как было уже темно и поздно, она позвонила друзьям матери. И они вместе поехали в эту больницу. Там её тоже не оказалось. Но в больнице позвонили в морг. Там сказали, что по описанию похожая есть. Хотели поехать в морг, но морг уже был закрыт, и они поехали домой. 

Ночь она провела у друзей матери, так как родственников в Харькове у нас нет. Представляете состояние ребёнка? 

В тот же день позвонили в Мариуполь, в деканат института, где учится наш внук. Сняли его с занятий и сказали, что надо ехать в Харьков на опознание. У дочки в момент аварии не было с собой паспорта. И она считалась неопознанной. Даже в СМИ была фамилия другая. И имя, отчество, пока не опознали. Дети до сих пор находятся в депрессивном состоянии. Не могут осознать, что никогда не увидят (плачет) и не услышат мать. Особенно тяжело внучке, она ещё школьница. Ей очень нужна мама...

Внук приехал домой в Мариуполе, сообщил нам, чтобы мы всё бросили и поехали к матери. На следующий день, уже когда приехал в Харьков, я с внуком ездил на опознание. Меня не пускали как отца. Но я сказал: «Нет, я зайду». [...] Я опознал её...

Хоронили её с закрытым лицом. 

Мы с женой уже в престарелом возрасте. И это горе подкосило нас. У жены обострились серьёзные заболевания — сахарный диабет, гипертония. Она ничего не видит, а теперь ещё нога... Мы вынуждены жить на две семьи отдельно. Жена с внучкой здесь в Харькове сейчас живёт, а я с внуком в Мариуполе, он студент там, учится. Вся надежда была на дочку, что она досмотрит на старости. У неё два высших образования, она профессор, доктор наук. С гибелью дочери у нас жизнь остановилась. Постоянно о ней и думаем, что нам остаётся [...].

Жена, бабушка, живёт с внучкой, школьницей, в Харькове, а я с внуком в Мариуполе.

Мне 12 марта будет 75 лет, а жене 19 марта будет 69 лет. 

Отец детей по контракту работает, он не хоронил, будет где-то в конце марта, если будет, или в апреле. Матрос, моряк. 

Извинений (со стороны подозреваемых — ред.) не было, сумм никаких не было, никому лично ни мне, ни детям, не звонили. Не говорили, не предлагали...».

Юрий Фабрис, брат Аллы Сокол и дядя Анастасии Сокол

«Мать позвонила на номер Аллы, взял какой-то мужчина. Она начала уточнять, выяснили, что случилась авария. Я про аварию мельком в тот вечер слышал, я телевизор не смотрю, не знал. Надо было ехать узнавать. Надежда была, я взял друзей, машину, быстро поехали на Маяковского, 22 (отдел расследования ДТП полиции — ред.). Мать ехала с работы, приехала первее меня. Я позвонил, она выскочила, с криками, со слезами, что обе погибли. Сначала думали, может, только Алла [погибла], потому что у Насти был отключён телефон.

Сели по машинам, поехали в морг. 

Возле морга милиция мне сказала, чтобы мать туда ни в коем случае не пускали, потому что смотреть было жутко. 

Пошёл один я опознавать... Честно сказать, ни Аллу, ни Настю я не опознал. Они были просто не похожи, живого места не было. 

Выносили матери одежду Аллы и Насти. Мать знает, в чём они ездили до этого. Подарок Насте делать. Ей 26-го числа должно было быть 20 лет. Нельзя подарки заранее покупать. Плохая примета. 

Выносили вещи, выносили курточку Аллы, Насти, всё в крови, ботинки, сумку...

Жалею, конечно, об одном, что я не сделал фотографии оттуда и не привёз показать Зайцевой, Дронову, что там было. 

Хоронили в закрытом [...].

Я на правах мужчины, эмоции у меня не зашкаливают, как у женщины, как у моей мамы. Внутренние переживания есть, очень серьёзные, потому что я потерял... Я остался один. У меня есть мать, бабушка, ребёнок, но смысл, я думаю, понятен, что такое «один». Мы были брат и сестра, всегда помогали друг другу, советовались. Алла была ближе всех. Насте я помогал, с Аллой мы очень хорошо общались. Теперь всё. Телефон — и Насти, и Аллы, пришлось удалить. Не потому, что мы поссорились, а потому что он не нужен.

Их уже нет. 

По поводу правосудия, по поводу 10 лет. Да, всё это, конечно, смешно. Какие-то смягчающие обстоятельства — это второй вопрос. Толку от этих 10 лет или сколько там, как решит суд. Был бы толк, понимаете? Меня это больше беспокоит. 

На практике, например, Полтавца приведу. Все же прекрасно знают: и по резонансности, и по жертвам. Вот он отсидел. Как отсидел, отсидел ли, это вопрос риторический. Вышел — и ничего не осознал по сути. То, что он загубил столько жизней, и вышел, опять, как ни в чём ни бывало сел за руль, хотя как будто бы лишение прав... Выпившего поймали. То есть он ничего не осознал. Может быть, если бы он отсидел 20 лет, он бы осознал... или нет. 

Безнаказанность порождает беззаконие и беспредел. Вот этот беспредел творится в Харькове. Страшный беспредел. Разбирательство я комментировать не хочу, у меня есть свои выводы по этому поводу. По поводу машин, по поводу скорости неустановленной. Это смешно! Мне смешно. Что не могут установить скорость, прозвучала фраза, не было понятно, кто откуда ехал, с какой стороны. Я отводов не подавал..., потому что понимаю, что этот процесс будет ещё очень долго, затянут. Больно и обидно, ездить сюда очень неприятно и не хотелось бы, но приходится».

«Мне позвонил следователь Игорь Константинович Волков. Сказал, что родственники Зайцевой хотят связаться, помочь, спросить, оказать какую-то помощь. Так как мы уже были в кафе на поминках, было некогда, было семь пропущенных звонков от него, и как-то мы не ответили и всё, на этом вопрос утих. После похорон или девяти дней, не помню, я возвращался домой, вечером часов в пять, и возле двора стояла машина, в ней — три человека, крепких, и девушка молодая. Я постучал, спросил, вы к кому, к Алле, к сестре, к Насте? Они переглянулись и кивнули. Я ещё удивился, почему не заходят.

Когда зашёл в дом, увидел мать Зайцевой Татьяну. С ней сидела бабушка. Матери дома не было, она была на работе. Наша бабушка её сначала не узнала, ходила, плакала, рассказывала, думала, что это кто-то из потерпевших. Я зашёл, Татьяна Зайцева сидела заплаканная, спросила, что вам нужно, какую, может, помощь надо?

Помощи на тот момент не надо было, ничего уже. Тем более город возместил кое-какие расходы, 40 тысяч мы получили. Люди помогали. Я сказал: уже ничего не надо и [будет так], как решит мать. Она хотела попросить у матери прощения. Я сказал: её нет, она на работе, но я могу позвонить и узнать, захочет ли мать её видеть. Она действительно хотела попросить прощения. Я набрал мать, мать сказала, что видеть её не хочет, ничего не надо. Мы с ней поговорили пару минут, я сказал, что я считаю вашу дочь виноватой в аварии, она у меня взяла номер телефона, я её проводил и она уехала. 

Через дня два-три она позвонила и попросила дать фамилию, имя, отчество матери. Я сказал, хорошо, я уточню у матери, если она сочтёт нужным, она даст. Мать отказалась. Ещё дня через два пришла на телефон фотография чека в сумме 100 тысяч гривен. Перевели без нашего спроса, нашли фамилию, имя, отчество матери, выслана сумма... 100 тысяч гривен на «Новую почту». Я матери показал, приняли решение. Мы ничего не получали».

Марина Ковалёва, потерпевшая, пассажирка Lexus

«Примерно в 20.40 мы ехали с Алёной Зайцевой по площади Конституции со стороны переулка Армянского в сторону улицы Скрипника. Мы ехали на Lexus, я сидела на пассажирском сидении (переднем), Алёна ехала за рулём. 

Слева от нас на светофоре стоял автомобиль Геннадия Дронова... На перекрёстке с переулком Мечникова. Стоял приблизительно в 10 метрах от расположения светофора. Приблизительно на уровне выхода из метро. Стояли ещё автомобили рядом с ним. Мы ехали, подъезжая к перекрёстку, нам горел мигающий зелёный светофор, переключающийся на жёлтый. И потом начал двигаться автомобиль Volkswagen. 

Алёна начала ему сигналить. На что он не обратил внимания, никак не отреагировал. 

Алёна начала притормаживать и повернула руль немного правее, чтобы избежать столкновения. В этот момент автомобиль Volkswagen не тормозил, ничего не делал, только набирал скорость. Вследствие чего получилась эта трагедия. Страшное ДТП. 

Автомобиль Volkswagen въехал в переднюю часть, в водительскую дверь, передней части. Вследствие чего наша машина перевернулась, Алёна упала на меня, и уже в неуправляемом состоянии её вынесло на тротуар. После этого до момента, как нас достали из машины, я ничего не помню. 

Затем нас достали из машины, забрали полицейские, и увезли, чтобы брали анализ на Маяковского. Пока мы ждали, к нам подходил Геннадий Дронов с фразой: «Дайте я хотя бы гляну на вас, кто вы такие». Это звучало немного с издёвкой, наверное. 

Судья: На Маяковского? Его тоже туда привезли?

— Да, на Маяковского, его привезли чуть позже нас. 

После этого я лежала в больнице. Алёнина мама Татьяна оказывала помощь, так как Алёна с первых минут была лишена свободы, не могла оказывать помощь ни мне, ни потерпевшим. Татьяна Павловна оказывала помощь в лечении, неоднократно приезжала, посещала меня. Со стороны Геннадия Дронова никакой помощи или же вопросов по состоянию здоровья не было. 

Представитель Ковалёвой Цимбалистенко: Вы сказали, что автомобиль Дронова находился в 10 метрах от светофора. Поясните, пожалуйста, он находился в десяти метрах ближе к перекрёстку? 

Ближе к перекрёстку. 

Цимбалистенко: Вы были на месте трагедии непосредственно, видели весь этот ужас, страшное, что произошло. Скажите, пожалуйста, непосредственно после трагедии вы Дронова видели? 

На Маяковского.

Цимбалистенко: Он предлагал какую-то помощь, спрашивал о вашем состоянии? 

Нет, ничего, кроме вот этой фразы «Дайте я хотя бы на вас посмотрю», ничего не было. 

[...]

Судья: В котором часу вы с Зайцевой встретились? 

Мы встретились часов в 11 дня. 

Прокурор: Можете вкратце рассказать, где вы находились?

Мы позавтракали днём в центре, потом поехали ко мне домой, по просьбе моей мамы отвезти сестру на занятия. Потом заехали вечером поужинали, тоже в центре, и потом оттуда поехали ко мне домой, мне нужно было отвезти журнал, и потом мы возвращались в это время в центр. 

Прокурор: Вы вдвоём были или вместе о знакомыми? Где вы завтракали?

Когда мы ехали? Завтракали и ужинали мы в «Чили». Завтракали мы вдвоём, вечером сидели с подругами. 

Зайцева целый день, с момента, как вы её увидели, управляла транспортным средством? 

Да. 

Видели ли вы, в том числе, когда в кафе находились, чтобы Зайцева употребляла какие-то спиртные напитки? 

Нет, Алёна ничего не употребляла. 

Есть ли у вас сведения, что Зайцева употребляет какие-то наркотические средства в день ДТП? 

Нет, Алёна никогда не употребляла никаких наркотических веществ. Ни я, ни она. Для нас это позиция — мы неприемлем этого. 

Как двигался автомобиль Зайцевой? 

В левом ряду. В левом крайнем. 

Свет фар в автомобиле работал? 

Да, фары были включены. 

Общественное освещение работало? 

Я не помню. 

Какая скорость была у автомобиля Lexus? 

По ходу движения я периодически смотрела на спидометр, было приблизительно 75-76 км/ч (смех и удивлённые комментарии в зале).

Потерпевшая Фабрис: No comments! Летели со скоростью 130! 

Прокурор: Если вы видели публикации из интернета, где была информация, что были гонки автомобилей. Можете ли вы сказать, были такие обстоятельства или нет? 

Нет, не было таких обстоятельств. 

Прокурор: На какой свет светофора на перекрёсток, где произошло событие, выехал автомобиль Lexus под управлением Зайцевой? 

Мигающий зелёный, переключающийся на жёлтый. 

Прокурор: Применяла ли Зайцева торможение перед столкновением? 

Да, она притормаживала и повернула руль правее. 

Прокурор: Вы можете сказать, когда вы первый раз увидели автомобиль Volkswagen Touareg? Когда обратили внимание? 

Ну когда мы ехали, я видела, что там стоят машины, а непосредственное внимание обратила, когда он уже начал ехать в нашу сторону. 

Прокурор: Было ли какое-то визуальное препятствие, чтобы увидеть автомобиль Volkswаgen Touareg? 

Нам? Нет, не было. 

Прокурор: То есть, как я понимаю, рядом с автомобилем Volkswаgen Touareg никаких предметов, транспортных средств не было...

Рядом на светофоре стояли, но перед ним нет. 

А сбоку, справа? 

Слева от Touareg стояла машина и сзади тоже стояли. 

А справа? 

Справа — нет. 

[...]

Можете ли вы указать скорость автомобиля Volkswаgen Touareg? 

Я не знаю, он стремительно набирал скорость. 

На какой полосе движения находился автомобиль Volkswаgen Touareg? 

В правом крайнем ряду. 

Помните ли вы, автомобиль Volkswаgen Touareg остановился перед светофорным объектом или за ним? 

Я помню точно, что он стоял примерно на уровне входы или выхода из метро, а по отношению к светофору... Он стоял за линией. 

Какой это был выход из метро? 

Возле «Градусника».

В момент, когда вы увидели автомобиль Volkswаgen Touareg и он начал движение, где в этот момент находился автомобиль под управлением Зайцевой относительно границ перекрёстка? До перекрёстка, на перекрестке? 

Мы въезжали на перекрёсток. 

Уже пересекли линию перекрёстка? 

Я не помню, как точно, но мы въезжали на перекрёсток. Где именно, я не могу вам сказать. 

Когда вы въезжали на перекрёсток, в этот момент, какой свет светофора горел? 

Я не обратила внимания. 

Скажите, пожалуйста, относительно направления вашего движения — впереди вас, в попутном направлении, сбоку, другие транспортные средства были? 

Спереди нет. Рядом, по-моему, двигался какой-то автомобиль. 

Перед тем, как вы въезжали на перекрёсток, это транспортное средство останавливалось перед перекрёстком? 

Я не знаю. 

Известно ли вам, принимает ли какие-то лекарственные средства обвиняемая Зайцева? Если так, то в связи с чем? 

Да, известно. Из-за травмы в 2007 году, из-за аварии. После этих травм у Алёны очень сильные головные боли. Она с осторожностью относится к лекарственным препаратам и, когда у неё очень сильные головные боли, она пьёт обезбаливающие. В последнее время ей помогал только «Пенталгин». 

Известно ли вам, в этот день, когда произошло это событие, принимала Зайцева лекарственные препараты?

В этот день нет, не принимала.  

После события, вы сказали, не помните, что происходило... 

До того момента, пока нас не достали из машины, я не помню. 

Какие телесные повреждения вы получили? 

Перелом костей носа со смещением, перелом левой скулы и трещина позвоночника в шейном отделе. 

Защитник Зайцевой Козырь: Касательно обезбаливающих средств, во время того, как вы находились вместе, при вас Алёна Зайцева принимала любые лекарственные препараты 18 октября? 

Нет. 

Козырь: Возможно, она сообщала вам, что утром приняла, перед тем, как с вами встретилась?

Нет, не сообщала. Мы накануне, за день до этого, у неё была головная боль, и она принимала обезбаливающее, а в этот день нет. 

Козырь: Сообщала ли вам, что именно, какие таблетки, сколько принимала? Если вы помните...

«Пенталгин».

[...]

Защитник Дронова Гепалов: В неподвижном состоянии вы его видели (Volkswagen)? До того, как он начал движение. 

Я видела, как они стоят, но я не обратила внимания, что это за автомобиль стоит. 

[...]

Когда автомобиль Volkswagen начал движение, он двигался по площади Конституции или выехал на перекрёсток? 

Выезжал на перекрёсток.

А на каком он расстоянии стоял от перекрёстка в момент начала движения? 

Я не знаю, у меня глазомер так особо не развит. 

Я слышал, вы сказали, метров 10.

Да, от линии...

Какой? 

От светофора... Сейчас я сформулирую свою мысль. В метрах 10-ти от светофора. 

Какого? 

Который для него расположен. 

Их там два. 

От дальнего. 

Который на перекрёстке Сумской и Мечникова? 

Наверное, не знаю точно. 

А можете охарактеризовать (положение Volkswagen) по отношении к улице Сумской, на каком он расстоянии стоял? 

Давайте я проще скажу, как мне удобнее объяснить. Он стоял... о, Боже мой, извините, пожалуйста.... Ориентировочно напротив входа в метро. 

Так на какой же сигнал светофора он выехал? 

Без понятия. Я не видела.