Сегодня исполняется 80 лет Василю Стусу, правозащитнику и диссиденту, редкостного поэтического таланта человеку, которого - только за то, что он любил Украину, советская власть отправила в тюрьму. Он прожил на свете всего 47 лет, но оставил след в истории Украины - на века.
Василь Стус родился в селе Рахнивка на Винничине, но с трёх лет жил в Донбассе, где расцветал его талант и ковалось убеждение в том, что у Украины забрали право говорить на родном языке. Ему не простили ничего: ни крепнущей поэтической силы, ни свободной мысли, ни борьбы за право быть украинцем.
Однажды он написал: "До января 1972 г. я был украинофилом. Мордовия меня сделала УКРАИНЦЕМ. Теперь мне безразлично, как меня будут называть: националистом или шпионом, или изменником. Я знаю свое: слишком катастрофическое духовное существование моего народа, чтобы можно было сидеть, сложа руки".
Он мог бы еще быть жив. Но его убили.
ВАСИЛЬ СТУС
перевод с украинского Александрины Кругленко, InfoKava
* * *
Господи, гніву пречистого
благаю — не май за зле.
Де не стоятиму — вистою.
Спасибі за те, що мале
людське життя, хоч надією
довжу його в віки.
Думою тугу розвіюю,
щоб був я завжди такий,
яким мене мати вродила
і благословила в світи.
І добре, що не зуміла
мене від біди вберегти.
Господи, гнева пречистого,
сердцем молю, – не держи.
Всюду, где нужно, - выстою.
Спасибо за то, что жил.
Жизнь мою, пусть надеждой,
Я продолжаю в веках.
Мысли мои по-прежнему
Воспринимают всё так,
как меня мама учила
в часы расставаний и встреч.
Так что, не зря не случилось
меня от беды уберечь.
* * *
Верстаю шлях — по вимерлій пустелі,
де мертвому мені нема життя,
за обріями спогаду — оселі
ті, до котрих немає вороття.
А все ж — бреду, з нізвідки до нікуди,
а все ще сподіваюся, що там,
де кубляться згвалтовані іуди,
мале є місце і моїм братам.
Побачити б хоч назирці, впівока
і закропити спраглий погляд свій.
Зміїться путь — вся тьмяна, вся глибока,
і хоч сказися, хоч збожеволій.
Бо вже не я — лише жива жарина
горить в мені. Лиш нею я живу.
То пропікає душу Україна —
та, за котрою погляд марно рву.
Та є вона — за міражів товщею,
там, крізь синь-кригу світиться вона
моєю тугою, моєю маячнею
сумно-весела, весело-сумна.
Тож дай мені — дійти і не зотліти,
дійти — і не зотліти — дай мені!
Дозволь мені, мій вечоровий світе,
упасти зерням в рідній борозні.
* * *
Торю свой путь по вымершей пустыне,
где мёртвому мне жизни больше нет.
За горизонтом памяти доныне
все те, к кому давно забыт и след.
А всё ж – бреду, куда-то ниоткуда,.
а всё ж надеюсь на благую весть,
что в том краю, где мечутся иуды,
хоть малое для братьев место есть.
Увидеть бы, хотя бы на мгновенье,
утешить взгляд, пусть дальше – только тьма.
Змеится путь, и нет отдохновенья,
и хоть взбесись или сойди с ума.
Ведь я – не я, лишь искорка живая
горит во мне. Лишь ею я живу.
Мне душу Украина обжигает –
та, о которой грежу наяву.
Но есть она – за миражей стеною,
сквозь сини льдов - сиянья забытьё,
сквозь бред ночной, моей души тоскою
я слышу смех и горький плач её.
О дай, судьба, дойти - мой путь очерчен,
сквозь мрак и бездну – в путь, к родной гряде.
Позволь же мне, о свет мой предвечерний,
зерном упасть в родимой борозде.
* * * Б.
Посоловів од співу сад
од солов’їв і од надсад
і од самотньої свічі
і од тяжких зірок вночі
а ген за плотом висне дим
проклятий місяцем рудим
І світло випурхнуло птахом
і розплатало два крила
над віковим страпатим страхом
жалкого як голки зела
Повстань і ти на два світання
на два сполохані вогні
аби отут на однині
пізнати тьми розкошування
і світло як вода з криниці
на віти порснуло пругкі
де як видіння полохкі
стрибали золоті жар-птиці
Диміли ружі. З того раю
радів я згублений в світах
що тут по звомплених зірках –
сам і смеркаю і світаю.
* * * Б.
Посоловел от пенья сад
от соловьёв и от надсад
от одиночества свечи
тяжёлых, плотных звёзд в ночи
а за плетнями – дым стеной
он проклят рыжею луной
И птицей сонной свет взметнулся
и распластал свои крыла
колючим страхом встрепенулся
в траве, разящей, как стрела
Восстань и ты на два рассвета
на два испуганных огня
чтоб тьму познать при свете дня
наедине с собою где-то
и яркий свет водой криницы
плеснул, где тень мечты дрожит
где, как в пустыне миражи
сияли золотом жар-птицы.
Дымились мальвы. В том раю
Я счастлив был своей судьбою
Что здесь, под горестной звездою
И свет и тьма - всю жизнь мою.
* * *
Ще й до жнив не дожив,
в полі жита не жав.
Досі — не долюбив,
і не жив, і не жаль.
Що життя — то хіба
твоя сутня межа?
Смерть заріже раба,
і нехай — без ножа.
Але жити — замало.
Боротись — умій,
щоб нащадок твій змалку
бува не знімів.
Не знімів на уста
і на вуха не зглух.
Хай помреш!
Та за нами
останеться рух.
Згинем — хай!
Хай — ославлені.
Хай — не біда,
вікова чортопхайка
наближує даль.
По роках, по кістках,
по обмерзлих гробах
витрамбовує повінь
для річища шлях.
А до жнив не дожив,
в полі жита не жав,
і замало любив —
то, їй-богу, не жаль.
* * *
До косьбы не дожил.
Рожь на поле не жал.
Не по полной любил
И не жил, и не жаль.
Разве жизнь и судьба -
Между сутью – межа?
Смерть зарежет раба -
Ну и пусть – без ножа.
Только жить – это средство,
Ты – бороться сумей,
Чтоб потомок твой с детства
Сердцем не онемел.
Не утратил бы голос -
Стал беззвучен и туп.
Пусть умрёшь,
Но за нами
Пусть другие пойдут.
Сгинем – пусть!
Оклевещут?
Не беда и не жаль!
Время движет тележку,
Приближает нам даль.
Там, где кости и годы,
И гробы глубоки,
Половодье проводит
Русло новой реки.
А что рожь не косил,
И что жатвы не знал,
И так мало любил,
То, ей-Богу, не жаль…
