Спецангент Федерального бюро расследований Карен Гринуэй рассказывает о громких подробности дела Януковича
Карен Гринуэй – специальный агент Федерального бюро расследований США. В течение 18 месяцев она расследует дело о возврате денег, выведенных из Украины. За это время ее команда собрала и передала в Генеральную прокуратуру ряд различных доказательств.
Гринуэй посетила Киев во время Третьей международной конференции по возврату активов, где рассказала о ходе расследования по имуществу и средствам президента-беглеца Виктора Януковича.
НВ публикует текст ее выступления.
Я более 20 лет работаю в ФБР. В основном, занимаюсь вопросами трансграничной организованной преступности, преимущественно в бывшем СССР. Я действительно работала над австрийским делом против [олигарха Дмитрия] Фирташа, которое привело к его аресту. Это дело было не политическое. И следствие длилось несколько лет – еще до того, как Янукович получил свою должность. Это было очень тщательное расследование. Мы надеемся, что однажды получим возможность также проработать это дело США в суде. Последние несколько лет я работала с Украиной, в частности с Генпрокуратурой. Сейчас – с НАБУ, чтобы помочь в возвращении активов, которые были украдены властью [экс-президента Виктора] Януковича, и также над новыми уголовными делами.
Сейчас вам нужно добиться доказательств от структур, которые не заинтересованы в том, чтобы идти на сотрудничество
У нас есть меморандум о взаимопонимании с НАБУ. Сотрудничество развивается. Мы видим, что есть стремление продолжать такую работу в будущем. За 20-летнюю карьеру я поняла: лучше признавать свои ошибки и говорить, что мы будем больше стараться.
Надо выполнять свою работу. Мы работаем с ГПУ, у нас международное сотрудничество, и это – большой вызов. В марте-апреле 2014 года мы начали работу, были готовы работать. Многие слушали, обращали внимание, были готовы передать более чем столетний опыт ФБР для того, чтобы как-то помочь. Мы выяснили, что в правоохранительных органах, не только в гражданском обществе, есть люди, которые хотят с нами работать, их много. Было такое увлечение и, конечно, грусть в тот период. Много людей из правоохранительных органов хотели действительно сделать работу, достичь изменений. К сожалению, за следующие два года мы увидели, что много кого подавили или устранили, работу забрали. Иногда было трудно даже выяснить, кто работает над делом, кто по нему старший следователь, например.
Нередко мы выясняли, что один следователь получал сразу несколько резонансных дел. В Великобритании или США такого не делалось бы, ведь это значительная работа. И, бывало, мы не получали ответа на простые вопросы вроде а собраны ли необходимые доказательства, предъявили ли обвинение, арестовали ли банковские счета. Мы можем заниматься отслеживанием финансовой информации после того, как деньги выводились из страны. То, что выводится в долларах, может быть доказательствами того, что происходило с деньгами, как только они вышли за пределы страны. У нас были идеи относительно того, кто стоял за теми или иными компаниями, мы отслеживали финансовые активы этих компаний, раскрывали эту информацию. Но ответа либо не было вообще, или был, но недостаточный.
К сожалению, за последние два года это обошлось Украине дорого: нужно восстанавливать отношения с международными партнерами, которые были потеряны, не говоря уже о доверии к следствию со стороны ГПУ. Когда вы не можете ответить на простые вопросы, например, есть ли у вас банковская документация, здесь вообще не над чем думать, но это не было тем случаем, когда не было над чем думать.
Мы достигли новых уровней сотрудничества с ГПУ, Агенты аналитики работали с ГПУ полтора года. В сентябре прошлого года у нас почти не было никаких дискуссий. Несколько месяцев назад мы возобновили сотрудничество. Сейчас в ГПУ есть работники, готовые слушать и делиться текущим состоянием дел. И мы встречаемся со следователями, которые, как свидетельствует наш опыт, действительно прилагают много усилий в работе.
Да, дела по возвращению активов занимают длительное время. Но есть вещи, которые можно сделать, чтобы ускорить это. Швейцария, Великобритания, США, Нидерланды работают с ГПУ именно для того, чтобы это происходило. Впрочем, такие идеи иногда воспринимаются, как будто мы пытаемся повести украинских коллег в нежелательном для них направлении. Конечно, это не так. Мы здесь с вами, чтобы за одним столом сидеть, работать с украинскими следователями. У нас есть опыт, которым мы можем поделиться.
Если бы дело [экс-премьер-министра Павла] Лазаренко рассматривалась сегодня, все было бы иначе. Многое из того, что происходило в расследованиях, нас много чему научило, как и других коллег. И мы стараемся делиться этим опытом. И сейчас аудитория в ГПУ восприимчива к такому опыту. Вызов, который стоит перед ГПУ, перед НАБУ, перед САП заключается в следующем – схемы, которые создавали оптимальные ситуации для власти Януковича, для похищения денег, не новые. И не только руководители этих схем к ним прибегали. Господин [бывший вице-премьер Сергей] Арбузов известный как отмыватель денег в течение долгого времени. Он отточил это свое умение еще задолго до того, как пришел к власти, и использовал для этого структуры, которые уже существовали. Просто накачал эту схему "стероидами".
Печаль в том, что сейчас вам нужно добиться доказательств от структур, которые не заинтересованы в том, чтобы идти на сотрудничество, потому что они поддерживали структуры, которые воровали деньги. Это уголовный союз, который действует и дальше. Вам нужно рассмотреть вопрос, как вывести из действия криминальную организацию? Не хотелось бы возвращаться к этому обсуждению ни через 5, ни через 10 лет. Не хочется, чтобы люди в Украине умирали за деньги. Я хочу увидеть, что есть понимание того, что коррупция может быть частью правительственной структуры, но не должна быть ею.
В Чикаго была очень глубоко укоренившаяся проблема с коррупцией в государственном секторе, которая развивалась вместе с самим Чикаго, была частью повседневной жизни для обычных жителей города. Пришлось использовать разные подходы и разные средства, чтобы сломать позвоночник этой коррупции. Это требовало усилий правоохранителей, федеральных правоохранительных органов, которые осуществляли надзор, общественных организаций. Так же с точки зрения гражданского общества это требовало понимания, что в такой ситуации мы не сможем противодействовать исключительно усилиями правоохранителей. Нам нужно было внедрять новые подходы. Платить работнику за его работу, а не за то, что он принадлежит к определенной структуре. Брать людей на работу, потому что они компетентные работники, а не потому, что это родственники или соседи. И что государственные служащие будут получать должное вознаграждение за труд.
Самая большая проблема в деле Януковича – свидетели. Никто не готов дать показания
В то же время, мы понимаем, что в такую справедливую награду не входят взятки. Вместе с ГПУ мы имеем ограниченную возможность противодействовать той коррупции, которая сейчас есть. Мы можем только противодействовать коррупции, которая имела место в прошлом. Давайте будем определять нашу цель – вернуть деньги, украденные у украинского народа. Попробуем понимать, что существующие схемы были в прошлом и существуют в дальнейшем. И как нам нужно противодействовать им? Как сделать их действие неприемлемым?
Также надо понимать: мы – государственные служащие, находимся здесь, потому что хотим предоставлять услуги, которых заслуживает общество, которые относятся к нашему мандату государственного служащего. А вознаграждение за это – то, что мы достойно служим нашему народу. Мы готовы отчитываться за свою работу при том, что будут известны все факты. К сожалению, в прошлом ГПУ, возможно, закрывала глаза на финансирование коррупционных схем. Мы не хотим, чтобы такие упреки оставались, чтобы было укрывательство коррупции, просим вас говорить честно, откровенно, привлечь нас к ответственности. Но вместе с тем, рассчитываем и на ваше сотрудничество, и нам нужны документы, нам нужны свидетели.
Самая большая проблема в деле Януковича – свидетели. Никто не готов дать показания и сказать, что да, я присутствовал, когда формировалась такая схема. Самое трудное в возврате активов – это вопрос нехватки свидетелей. Частично потому, что свидетели также являются соучастниками, а также потому, что они считают, будто это ничего не изменит. У меня большой опыт расследования дел об организованной преступности, где я работала как следователь, как руководитель группы следователей. Могу сказать, что самое важное здесь – хорошие свидетели. Здесь также нужно, чтобы работали доверительные отношения. И если есть люди, которые имели доступ, были причастны к схемам, им нужно обращаться к нам, или к НАБУ, в Генпрокуратуру и сотрудничать с нами. Это – главный залог успеха в этих делах.
Возвращение активов – чрезвычайно сложное дело. И в дальнейшем, в частности, нам будет нужно, чтобы были люди, которые расскажут, как работали схемы, как создавались структуры. Тогда все будет происходить быстрее.
