Вот самые свежие примеры. Начну с Конца истории Фрэнсиса Фукуямы. Его статья, написанная под влиянием коммунизма, а затем книга пророчили конец масштабным конфликтам. После 11 сентября 2001 года, российской агрессии, а также ИГ об этом прогнозе неудобно даже вспоминать. Говорят, когда Фукуяма приезжает с лекцией в очередной университет, первое, что его спрашивают: “Как обстоят дела с обещанным концом света?”
Другой прогноз — Мир плоский Томаса Фридмана. Подзаголовок этой книги звучит ни больше ни меньше, а Краткая история XXI столетия. Главный тезис: в результате волны глобализации в 2000‑х вступили в игру новые факторы, выравнивающие возможности для разных обществ. Тезис был пустым с самого начала. Не нужно слыть географом, чтобы знать: мир как был, так и остается круглым, то есть неровным. Неровность в нем не уменьшается, а увеличивается, и богатые становятся богаче, а бедные — беднее.
Не сбываются не только утопии, неправдивыми являются и антиутопии. Еще один бестселлер последних лет — антифукуямовский Конфликт цивилизаций Сэмюэла Хантингтона — тоже имеет все шансы стать одной из самых глупых книжек современности. И лучший контраргумент против Хантингтона — Украина. Несмотря на прогнозы “цивилизационного” сербохорватского конфликта, ничего подобного здесь нет. Провал русской весны — новейшее тому доказательство.
Что мы можем и должны сделать: удержать Украину — а вместе с ней и весь мир — от худшего
Эти три книги написаны по схожей схеме. Их авторы делают ставку на одну тенденцию, как во время скачек — на одну лошадь, и загоняют ее до конца. Но история работает иначе. Она раскладывает яйца в разные корзины. И никому из нас не дано знать, где вылупится будущее: слишком много корзин, а еще больше факторов, определяющих, какое станет первым.
Иными словами, мы вступили в мир, где нет и не будет уверенности. Это, наверное, самый точный и самый честный прогноз, который можно сделать на следующие 15, 25 и даже 100 лет.
Соответственно, нам пора по‑другому смотреть на мир. Сейчас привычным считается мышление структурными дихотомиями вроде “начало-конец”, “богатство-бедность”, “Запад-Восток”. Но наш постиндустриальный век должен стать веком постструктурального познания. Когда “начало-конец” являются не двумя взаимоисключающими вариантами, а противоположными полюсами в широком спектре разнообразных возможностей.
Я предлагаю простую, но, надеюсь, не слишком упрощенную схему: глобальный вектор развития ближайших 20–25 лет можно представить как сумму движения по двум осям. Крайние точки на первой оси — 9/11, дата мирного падения Берлинской стены, и 11/9 — день террористической атаки на Нью-Йорк. На второй, соответственно, точки “плоского мира” и “круглого мира”. Сумму движения по этим двум осям, как я уже писал, невозможно предвидеть — слишком много факторов, слишком быстрые перемены. Но что очевидно: самый ужасающий сценарий будущего — это одновременное движение к точкам 11/9 и очень даже “круглого мира”. И последние 10–15 лет этот сценарий, как мы видим, набирает обороты.
С другой стороны, мы не можем удерживать ситуацию возле точек “9/11” и “плоского мира”. Это стало бы утопией по примеру Фукуямы и Фридмана: красиво в теории, нереально на практике. Реалистичный сценарий должен лежать в удержании золотой середины между крайними точками.
Говорю “мы”, потому что это касается и Украины. Даже в первую очередь — Украины. Два года назад три близких мне человека, не сговариваясь, написали приблизительно одно и то же: постмодернизм закончился, и закончился он в Украине на Евромайдане. Один из них, британец Питер Померанцев, характеризует путинскую Россию как определенный тип постмодернистской диктатуры, где постмодернистское отрицание правды доведено до совершенства. Евромайдан же показал, что существуют ценности, которые правдивы, и которые стоит защищать. На фоне изменений, произошедших в мире за последнее десятилетие, он стал одной из самых светлых точек.
Впрочем, сомневаюсь, что свет Евромайдана превратится в факел, ведущий человечество вперед. Ради веры в это мне следовало бы перестать быть историком. Поскольку история доказывает: нет таких благородных намерений, которые нельзя перекрутить и испортить. Это называют дьяволом в истории.
Но вот что мы можем и должны сделать: удержать Украину — а вместе с ней и весь мир — от худшего. И это реально. К счастью, в истории худшие сценарии так же не реализуются, как и лучшие. Иначе нас бы уже давно не было на этой земле.
У нас нет оснований верить обещаниям о том, что все будет хорошо. Но это в свою очередь не освобождает нас от обязательства давать под зад всем, кто страшит крахом и апокалипсисом. Преодоление этих двух крайностей делает нас здравомыслящими циничными оптимистами и дает реальную программу действий при попытке спланировать поведение на ближайшие 15–25 лет.
