- Если есть братство лауреатов Нобелевской премии, я умоляю своего собрата Шолохова ходатайствовать перед теми, от кого зависит освобождение Андрея Синявского и Юлия Даниэля.
Спустя четыре месяца после этого письма Шолохов будет «ходатайствовать» Синявского и Даниэля. То есть сетовать на мягкость приговора тем, кого следовало бы без суда и следствия просто расстрелять. У Шолохова были свои исторические причины так «широко» мыслить.
Итак, ровно 50 лет назад, 10 февраля 1966 года в помещении Московского Областного суда на скамью подсудимых «за распространение клеветнических измышлений порочащих общественный строй», за агитацию и пропаганду, проводимую в «целях подрыва или ослабления Советской власти» усадили двух писателей — Андрея Синявского, преподавателя школы-студии МХАТ и писателя, переводчика, Юлия Даниэля. Проще говоря, их судили за публикации на Западе произведений критикующих сталинизм.
В 1966-ом, через 10 лет после развенчания культа личности, и через пять лет после выноса тела Сталина из Мавзолея, критиковать Сталина и созданные им общественные порядки снова стало большим преступлением.
Даниэль в частности был обвинен в написании рассказов: Руки, Человек из МИНАПа, а также повестей Говорит Москва, Искупление.
Цитата из повести Искупление:
«Они продолжают нас репрессировать! Тюрьмы и лагеря не закрыты! Это ложь! Это газетная ложь! Нет никакой разницы: мы в тюрьме или тюрьма в нас! Мы все заключенные! Правительство не в силах нас освободить! Нам нужна операция! Вырежьте, выпустите лагеря из себя!».
В зал заседания на так называемый «публичный» суд Синявского и Даниэля допускались люди только по специальным пропускам. Фактически суд был закрытым. Все что нужно было знать об этом деле, общественности доносили в прессе, как говорил о них Никита Хрущев, «первые помощники партии» - придворные поэты, писатели и журналисты.
Из выступления Сергея Михалкова, папы нынешнего рупора самодержавия Никиты Михалкова: «Хорошо, что у нас есть органы госбезопасности, которые могут оградить нас от людей вроде Синявского и Даниэля».
Это тот случай, про который говорят, яблоко от яблони не далеко падает.
И вот уже после судилища советский поэт Сергей Смирнов пишет поэму, в которой умоляет органы безопасности:
Я могу сказать определенно,
это стало видного видней,
что понятье «пятая колонна»
не сошло с повестки наших дней...
И когда смердят сии натуры
и зовут на помощь вражью рать,
дорогая наша диктатура, (!!!)
не спеши слабеть и отмирать!
это стало видного видней,
что понятье «пятая колонна»
не сошло с повестки наших дней...
И когда смердят сии натуры
и зовут на помощь вражью рать,
дорогая наша диктатура, (!!!)
не спеши слабеть и отмирать!
Никакая строчка из этого манифеста не утратила своей актуальности, и про «пятую колону» и про «диктатуру», просто давишь на клавиши Ctrl C, и затем кнопками Ctrl V перебрасываешь в завтрашние Известия.
«Вы думаете, это ЧК, НКВД, КГБ нас сажало? – писал Даниэль в повести Искупление. - Нет, это мы сами. Государство — это мы».
В защиту двух молодых литераторов выступила международная литературная общественность. Французские, итальянские, английские, американские писатели Луи Арагон, Андре Бретон, Альберто Моравиа, Итало Кальвино, Игнацио Силоне, Грем Грин, Ребекка Уэст, Артур Миллер, Мэри Маккарти. Более трехсот профессоров университетов Франции и 63 советских литератора не утративших профессионального и человеческого достоинства ходатайствовали перед Председателем Совета Министров СССР Алексеем Косыгиным за арестованных Синявского и Даниэля.
И вот уже упомянутая мною просьба нобелевского лауреата, французского писателя Франсуа Мориака: «Если есть братство лауреатов Нобелевской премии, я умоляю своего собрата Шолохова ходатайствовать перед теми, от кого зависит освобождение Андрея Синявского и Юлия Даниэля».
И Шолохов «ходатайствовал».
С легкой усмешкой на устах он выступил на XXIII съезде КПСС в марте 1966-го, через месяц после суда над Синявским и Даниэлем:
«Здесь я вижу делегатов от парторганизаций родной советской армии, - обращается с трибуны съезда партии Шолохов. - Как бы они поступили если бы в каком-либо из их подразделения появились предатели? Им то нашим воинам хорошо известно, что гуманизм это отнюдь не слюнтяйство».
«…попадись эти молодчики в памятные 20-е годы, когда судили не опираясь на уголовный кодекс. Ох, не ту бы меру получили эти оборотни». (Бурные аплодисменты)
То есть нобелевский лауреат, советский писатель Михаил Шолохов непрозрачно намекает, что 7 и 5 лет строго режима, которые получили Синявский и Диниэль – это довольно мягкий приговор.
Вообще-то по разумению Шолохова писателей следовало бы расстрелять. Без суда и следствия. Ну как в 1920-х. Например, как в 1921-ом расстреляли Николая Гумилева. Или как в 1938-ом – Осипа Мандельштама. Да и между этими расстрелами разве мало «оборотней» постреляли «не опираясь на уголовный кодекс»?
О нравах, царивших в горящей огнем России 1920-х Шолохов знал не понаслышке.
31 августа 1922 года, 17-ти летний налоговый инспектор Михаил Шолохов был арестован по доносу в вышестоящие инстанции. Тогда на пике голода и обнищания масс, в обязанности тинэйджера Шолохова входило ходить по крестьянским хозяйствам и определять фактический размер собранного урожая, с которого затем у селян изымался продналог. Шолохов занижал данные (одни исследователи его биографии обвиняют его во взяточничестве, другие говорят, что тем самым он спасал селян от голода). Так или иначе, Шолохова арестовали и приговорили к расстрелу.
Отец дал за сына крупный залог, а также фальсифицировал метрику. Согласно ней Мише Шолохову было не почти 18 лет, а только 15. Трибунал пересмотрел дело и заменил Шолохову расстрел на «два года условно».
После чего будущий лауреат Сталинской, Ленинской и даже Нобелевской премии сбежал из своей станицы в Москву. Здесь его знакомый сотрудник экономического управления ГПУ (предшественник КГБ) Леон Мирумян устроил юношу в домоуправление на ул. Тверская счетоводом. Вот после этого знакомства карьера Шолохова пошла в гору.
В 1928 году вышли в свет первые части романа 23 летнего Михаила Шолохова – Тихий Дон. Однако в 1970—х годах были опубликованы на Западе серьезные исследования, что настоящего автора Тихого Дона, Вениамина Краснушкина (литературный псевдоним Виктор Севский), расстреляли в Ростове-на-Дону еще в январе 1920 года. (Ну это другая, хоть и очень интересная история).
В общем, у Шолохова были свои причины тосковать и по 1920 годам и по «не ту меру получили бы эти оборотни».
Лидия Чуковская, дочка детского писателя, переводчика Корнея Ивановича Чуковского в ответ на подлое выступление Шолохова на XXIII съезде КПСС написала открытое письмо. Вот выдержки из него:
«За все многовековое существование русской культуры я не могу вспомнить другого писателя, который, подобно вам, публично выразил бы свое сожаление не о том, что вынесенный судьями приговор слишком суров, а о том, что он слишком мягок: Писателя, как и всякого советского гражданина, можно и должно судить уголовным судом за любой поступок - только не за его книги».
«Литература уголовному суду неподсудна. Идеям следует противопоставлять идеи, а не тюрьмы и лагеря. Вот это вы [Шолохов] и должны были заявить своим слушателям, если бы вы, и самом деле, поднялись на трибуну как представитель советской литературы. Вы держали речь как отступник ее».
«Ваша позорная речь не будет забыта историей. А литература сама вам отомстит за себя, как мстит она всем, кто отступает от налагаемого ею трудного долга. Она приговорит вас к высшей мере наказания, существующей для художника, — к творческому бесплодию. И никакие почести, деньги, отечественные и международные премии не отвратят этот приговор от вашей головы».
Но Шолохов-ли, Михалков-ли и прочие «первые помощники партии», это не исключение из правил. Это даже не в семье не без урода, и точно не «продажные перья». Это их система взглядов. Они не питают иллюзий по поводу, кто правит их миром.
В 2006 году, я был в Москве и там спросил у известного сатирика, журналиста, писателя, Виктора Шендеровича о некоторых его коллегах, которые кажется с легкостью проглотили убийство журналистки Анны Политковской.
По его мнению у каждого были свои причины заткнуться, а также подпевать режиму. Но вот самая сильная причина как оказалась была у ведущего программы Однако Михаила Леонтьева.
- С ним случилось несчастье, - сказал мне тогда Виктор. – Он полюбил Путина
Такого рода несчастья во все времена случаются с придворными поэтами России.
P.S. Как далеко мы ушли, и как мало они изменились.
Александр Пасховер - НВ
