Теперь, когда США, Египет, Ливан, Турция и Франция столкнулись с войной, которой никто из них не хотел, им придется задать себе один-единственный вопрос: “Как ответить и победить?”Для начала стоит прекратить играть словами и начать называть вещи своими именами. Набраться смелости и произнести это ужасное слово — война, которое демократии пытаются вытеснить за границы слышимости. Да, отвращение к войне — их миссия и главное достижение, но в то же время и слабость.
Вспомните благородство французского политика Леона Блюма, признавшего в знаменитых дебатах с историком Эли Галеви, что он не может себе представить воюющую демократию.
Вспомните достоинство, но также и ограниченность великих гуманистов второй половины того же десятилетия, когда те с опаской наблюдали, как французский философ Жорж Батай, писатели Мишель Лейрис и Роже Кайуа, а также другие из Колледжа социологии призывали к интеллектуальному перевооружению мира, который, как тогда полагали, покончил с темным этапом своей истории. И вот где мы оказались сейчас. Думаем о невообразимом: войне. Признаем оксюморон современной республики, вынужденной вести войну, чтобы спасти себя.
Размышляю об этом с болью, поскольку никакие правила не работают в отношении несуществующего государства, наносящего удары вне границ и имеющего тактическое преимущество, когда бойцы не видят разницы между тем, что мы называем жизнью, и тем, что они называют смертью.
Произнести слово война — означает призвать врага
Французское руководство, включая президента, это понимает. Французские политические лидеры, независимо от своих взглядов, уже выказали единогласную поддержку. Остаемся мы с вами, а также общество в целом. В этот раз каждый из нас является одновременно целью, передовой, солдатом поневоле, точкой сопротивления и мобилизации. Эта идея трагична и отвратительна, но это факт, который необходимо признать.
Далее. Произнести слово война — означает призвать врага. Как учил немецкий политический теоретик Карл Шмитт, врага следует воспринимать как того, кого необходимо обмануть или кому нанести внезапный удар, однако ни в коем случае не пытаться умиротворить. Также вслед за Блаженным Августином, Фомой Аквинским и прочими теоретиками справедливой войны мы должны назвать врага его истинным именем.
И это имя — не терроризм. Это не разрозненные волки-одиночки или безумцы.
Культура извинений, подающая эскадроны смерти в образе притесняемых индивидуумов, которых бедность и несправедливость вынудили убивать молодых людей, чье единственное преступление — любовь к рок-музыке, футболу или осеннему вечеру в уличном кафе, — оскорбление как для всех бедняков мира, так и для погибших.
Нет. Это невежественные люди, нацелившиеся на дар жизни и свободу передвижения в самых величественных городах мира, а также презирающие права людей, освобожденных от древних стереотипов. Люди, которые могли бы, умей они хоть немного общаться, извлечь урок из протеста Виктора Гюго в ответ на кровопролитие Коммуны: напасть на Париж — хуже, чем напасть на Францию, поскольку это уничтожает мир. Этих людей нужно по праву назвать фашистами.
Даже так: фашисламистами.
Даже так: продуктом того, что предвидел религиозный писатель Поль Клодель, когда отметил в своем дневнике 21 мая 1935 года: “Речь Гитлера? Подвид исламизма, который создается прямо в сердце Европы”.
Конечно, это не означает, что из всех систем мышления именно ислам имеет наибольшую склонность к худшему. Это не так.
И бой, к которому нас вынуждают, не должен отвлекать от не менее важного боя за другой, просвещенный ислам, ислам наследников Масуда в Афганистане, Изетбеговича в Боснии, Муджибура Рахмана в Бангладеше, курдских националистов и султана Марокко, который, несмотря на приказ режима Виши, принял героическое решение спасти живших в стране евреев.
Но это подразумевает три вещи.
Первое. Понимание, что исламские земли — единственная часть мира, которой не коснулись воспоминания и печаль, как европейцев или японцев, поскольку в большей части исламского мира существует миф, что фашистский шторм 1930‑х ограничился территорией Европы.
Второе. Необходимость еще сильнее подчеркнуть критическое противостояние между двумя версиями ислама, двумя мировоззрениями, столкнувшимися в смертельной схватке цивилизаций.
И, наконец, признание, что этот процесс идентификации и проведения границы между тем, что может подпитать новых нигилистов, и идеологической и духовной работой, необходимой, чтобы не допустить возвращения призраков прошлого в новых формах, должен лечь в первую очередь на плечи самих мусульман.
Я знаю аргументы против.
Правые мыслители жалуются, что просить законопослушных граждан отмежеваться от преступления, которое они не совершали, означает обвинить их в соучастии и таким образом предать их остракизму.
Смысл не в этом.
“Не нашим именем”, которое мы слышим от французских мусульман, ничем не отличается от того, как 15 лет назад израильтяне отмежевывались от политики своего государства в отношении Западного берега реки Иордан. Ничем не отличается от того, как миллионы американцев в 2003 году протестовали против абсурдной войны в Ираке.
Ничем не отличается от того, как британские мусульмане и изучающие Коран поставили себе задачу показать, что есть милосердная, толерантная версия ислама.
Но сейчас больше всего нужно изолировать врага, перекрыв его линии поставок. Произнести слово война — также неизбежно подразумевает идентификацию и в идеале нейтрализацию той части вражеского лагеря, которая работает на родине.
Именно так поступил Черчилль, когда после начала войны арестовал две тысячи человек, считавшихся внутренними врагами, даже собственного двоюродного брата Джорджа Питта-Риверса, сочувствовавшего фашистам.
Так же нужно поступить Франции, запретив деятельность тех, кто насаждает ненависть, установив тщательное наблюдение за тысячами людей, уже классифицированных как потенциальные джихадисты; и убедить американские соцсети не закрывать глаза на призывы к убийствам, прикрываясь первой поправкой.
Это сложно. И потому сегодня, как никогда, важно, чтобы мы не отказывались от своей обязанности предоставить убежище сирийцам, бегущим от фашисламистского террора.
Важно, чтобы мы продолжали принимать мигрантов, одновременно работая над тем, чтобы уничтожить как можно больше клеток, настроенных убивать.
Мы должны открыть двери для беженцев, настроенных против ИГИЛ, но дать решительный отпор тем, кто готов воспользоваться нашей приверженностью принципам, внедриться в приютившие страны и воспользоваться возможностью продолжать свою преступную деятельность.
Бернар-Анри Леви- французский философ, писатель, публицист, общественный деятель
Материал: НВ
